Как подчинить мужа. Исповедь моей жизни - Страница 14

* * *

Выставка открылась 1 мая. Леопольд должен был идти в эту сутолоку ради своей газеты, между тем как я была счастлива, что могла спокойно остаться одна дома и присутствовать при толпе только из окна.

Через три дня после открытия выставки наступил всеобщий крах. Газета, в которую был приглашен Леопольд, была одним из первых погибших предприятий.

В продолжение его недолгого сотрудничества он успел заметить, что его обязанности отнимали у него слишком много времени и не давали возможности заниматься более серьезными работами, и это несколько смягчило удар. Но в данную минуту положение наше было не из блестящих. Поездка и первые дни в отеле отняли у нас почти все деньги, и нам пришлось свести расходы на самое необходимое, чтобы переждать несколько недель до получения гонорара. Мы решили не обедать больше в ресторане; я занялась кухней, на которую тоже имела право.

Самым тяжелым бременем для нас была наша квартира, за которую благодаря подписанным векселям мы так или иначе должны были заплатить. Леопольд работал усидчиво и зарабатывал фельетонами, которые легко писал и пристраивал большею частью в Вене, небольшие суммы, поддерживавшие нас все время. Но бывали и очень скудные времена, когда мне пришлось познакомиться с венским ломбардом.

Мы постоянно принимали посетителей, что было для нас весьма обременительно. Это были большей частью люди, приехавшие на выставку и случайно узнавшие о пребывании Захер-Мазоха в Вене. Посещении эти были нам неприятны, потому что отнимали у нас слишком много времени, а также потому, что паша обстановка была настолько плачевна, что почти не было ни одного приличного стула.

Наступило жаркое лето, а с ним пришла холера. Сначала было только несколько смертных случаев, но очень быстро она распространилась ужасно. Все, кто только мог покинуть город, бежали. Леопольд, пораженный ужасом, не решался выходить из дому, и не проходило дня, чтобы он не находил в себе все признаки заболевания. По улицам тянулись повозки, нагруженные покойниками. Лавки по соседству закрывались одна за другой. Пятиэтажный дом неподалеку от нас был заколочен и запечатан, потому что в нем не осталось в живых ни одного жильца. Все это, конечно, могло возбудить тревогу и ужас даже в сильных и смелых людях, а Захер-Мазох был не из их числа. Я все время доказывала ему, что страх его неоснователен, и старалась рассеять его своей болтовней, так как он боялся только тогда, когда думал об опасности. К счастью, «Фигаро» помогла мне прогнать боязнь холеры на целую неделю. Эта газета напечатала длинную статью, в которой описывалась встреча германского императора с Захер-Мазохом в здании выставки. В то время было ходячим мнение, что Леопольд питал глубочайшую ненависть к немцам, и журналист выбрал это темой своей статьи. Встреча была описана так пространно и с такими подробностями, что только очень немногие заподозрили ее достоверность. Посещение выставки повлекло бы за собой такие издержки, которые уже давно были нам не по средствам, даже если б жара и холера не помешали нам пойти. Во всей статье не было ни слова правды, что не мешало нам смеяться и удивляться смелости, ловкости и недобросовестности французского корреспондента.

Жара, денежные заботы, беспрестанный страх и беспокойство о здоровье Леопольда – все это, вероятно, было причиной того, что я родила преждевременно. Я совершенно не была подготовлена к этому событию. Недостаток в средствах помешал мне купить все необходимое для ребенка, и когда он явился так внезапно, то пришлось завернуть его в платки. По соседству отыскали для меня акушерку, г-жу Z, которая, несмотря на свои пожилые годы, ухаживала за мной с материнской любовью. Леопольд, точно обезумевший от радости быть отцом, не помнил себя от гордости и счастья. Ребенок был мальчиком, и он говорил о своем сыне, точно о каком-то важном лице.

Лежа неподвижно в кровати, я не переставала любоваться маленьким чудом, лежавшим возле меня, которое своим появлением внесло свет, гармонию и мир в мою тревожную, беспокойную жизнь. Когда доктор Фрид приехал в город для своего обычного приема и узнал о событии, он вошел к нам без зова, осмотрел меня и ребенка, нашел все в порядке и уехал. В следующие дни он поступал так же, в этом мы видели известную любезность по отношению к его жильцам и были крайне разочарованы, когда все эти добровольные визиты оказались позже записанными в счет по пяти фл. за каждый. На шестой день моих родов Леопольд отправился на целый день на выставку в обществе своего приятеля, графа Гендля. Оставшись одна в темной, скучной комнате, измученная невыносимой жарой и чувствуя потребность в воздухе и свете, я взяла малютку и уселась возле окна второй комнаты, выходившей на набережную Франца-Иосифа. Тут, при свете, я заметила, что ребенок был не совсем здоров и отказывался от груди. А мне предстояло провести одной, без всякой помощи, еще много долгих часов! Вечером, когда пришла акушерка, она объявила, что у ребенка судороги и необходимо найти врача. К счастью, в это время Леопольд и Гендль вернулись и, узнав в чем дело, тотчас отличились на поиски доктора. Но куда они ни обращались, везде получали отказ: все доктора были на даче, и ночью город был всецело предоставлен холере, оставшись без всякой медицинской помощи. Было больше двенадцати часов ночи, когда Гендль с помощью полиции отыскал, наконец, одного. Как резко отнесся этот человек к умиравшему ребенку! Не было никакой надежды. Он грубо объявил нам смертный приговор и 14 бившимся крошечным тельцем. Мне казалось, что я умру от горя.