Как подчинить мужа. Исповедь моей жизни - Страница 52

Но когда ей говорили об обыкновенном замужестве, она содрогалась от отвращения.

Леопольд, который любил при всяком случае похвастаться своим семейным счастьем, был, конечно, вынужден защищать брак. Желая однажды подразнить ее, он сказал:

– Ты должна была бы благодарить Бога, если б такой человек, как капитан К***, взял бы тебя в жены.

Она, точно ужаленная, вскочила на ноги, но, поняв его злостное намерение, расхохоталась.

– Нет, – сказала она. – Бог не сделает такой несправедливости по отношению к нему, послав ему такую жену; я этого не заслуживаю.

– И он также не заслуживает тебя.

– Аминь.

В ту же минуту служанка отворила дверь посыльному, принесшему Катерине записку от капитана К*** в то время как она читала письмо, я заметила, что этот посыльный, очень часто приходивший с поручениями от Катерины, смотрел на нее каким-то странным взглядом.

Когда он ушел, я сказала Катерине:

– Как он смотрел на тебя!

Шаловливая усмешка мелькнула на ее лице.

– Он стоит на углу моей улицы, и, когда мне нужен посыльный, я всегда обращаюсь к нему. Он влюблен в меня. Когда я смотрю на него, он краснеет как рак. На днях я позвала его в свою комнату, чтобы вручить ему письмо. Я только что вышла из ванны, и на мне был лишь пеньюар. Когда я встала, пеньюар мой распахнулся… Если бы ты могла только видеть беднягу!

Я знала, с какой необычайной ловкостью Катерина умела с самым невинным видом ставить мужчин в такое положение, что их вгоняло в пот.

– Ну, а потом? – спросила я.

– О, потом… потом… Еще пока не было потом!

– Если я встречу этого человека, я ему посоветую взять тебя силой, – сказал Леопольд.

– Ну, он слишком глуп для этого! Но если я его снова встречу при выходе из театра, то велю ему следовать за мной. Это оставит очаровательное воспоминание на всю его остальную жизнь.

– Это безнравственно, – усмехнулся Леопольд.

Она засмеялась. Потом задумалась, точно какая-то мысль беспокоила ее. Вдруг она посмотрела на нас блестящими глазами и сказала:

– Часто у меня возникает желание выйти на улицу и подобно богатым и добрым людям, которые в добродетельных рассказах раздают золотые монеты нищим, отдать мое тело бедным юношам, лишенным этого, потому что не в состоянии заплатить…

Она замолчала, поникнув головой, снова погрузившись в мысли или воспоминания. Я видела, как щеки ее покрылись румянцем и странная улыбка полуоткрытого рта обнаружила ее маленькие блестящие зубки.

* * *

Во время своего пребывания в Зальцбурге мой муж познакомился с графом Сайн-Витгенштейном и его женой и с тех пор переписывался с ними.

Мы знали, что граф сочинил оперу. Он писал Леопольду, прося его помочь поставить ее в Граце.

Моему мужу стоило большого труда уговорить директора театра в Граце поставить эту оперу. Но так как граф был двоюродным братом князя Гогенлоэ, заведовавшего оперой в Вене, то директор наконец согласился. Представление было назначено, и к последним репетициям ожидали прибытия графа и графини Сайн-Витгенштейн в Грац. В это время случилось нечто почти невероятное: Катерина заболела сильным воспалением горла.

Она отнеслась к этой болезни с пренебрежением, как ко всякой опасности, угрожавшей ей. Новизна положения, по-видимому, даже нравилась ей, потому что, несмотря на такое состояние, я застала ее в прекрасном расположении духа, когда навестила ее, и она уверяла меня, что ее очень забавляет хоть раз почувствовать себя больной. Но удовольствие это было непродолжительно: через несколько дней она поправилась.

Между тем Витгенштейны приехали и навестили нас. Было, право, жаль смотреть на их беспокойство и опасение за судьбу их оперы.

У них было очень много друзей среди аристократии Граца, которые с живейшим интересом ожидали события.

Однажды граф пришел к нам, но на этот раз без жены. Он был очень смущен и сказал, что повод, по которому он явился, был чрезвычайно тягостным для него, но что он предпочитает объясниться откровенно во избежание всякого недоразумения.

Я не должна удивляться, сказал он, что его жена не пришла ко мне; но про м-ль Штребингер рассказывают такие ужасные вещи, что она не желает подвергать себя встрече с ней у нас.

Все дамы местной аристократии были возмущены ею, и графиня боялась, что ее встречи с м-ль Штребингер могут повредить опере, успех которой, главным образом, зависит от аристократии.

Леопольд спросил, какие ужасы рассказывали о Катерине.

Граф сказал нам, что барон П*** объявил за обедом в отеле «Слона» в присутствии многих лиц, что какой-то мужчина вышел в два часа ночи из квартиры Катерины и что он, барон П***, видел это собственными глазами.

– Но Катерина была больна, следовательно, это ошибка.

– Нет, – сказал граф, – тут нет никакой ошибки, потому что в доме живут только барон, его мать и эта барышня. К тому же барон П*** видел, как этот человек пришел около двенадцати часов, отворил квартиру Катерины своим ключом и вошел к ней. Барон подтверждал все это своим честным словом.

Мой муж отвечал, что м-ль Штребингер его переводчица и наш друг, а ее нравственность касается только ее самой, так как она совершеннолетняя и свободна. До сих пор с ее стороны не происходило ничего, достойного порицания. Он мог только протестовать против «опасений» графини, которые были обидны для его жены.

Положение бедного графа было ужасно. Он не смел ссориться с Захер-Мазохом: это могло быть еще более опасным для его оперы, чем знакомство жены с м-ль Штребингер.

Но ведь П*** дал честное слово.

Честное слово мужчины, который подсматривать за женщиной! Право, граф, я не понимаю вас.