Как подчинить мужа. Исповедь моей жизни - Страница 77


К оглавлению

77

Таким образом, Леопольду, в сущности, нечего было бояться, но тем не менее ответ министра страшно расстроил его.

Эти четыре дня в перспективе ужасали его. Был только один способ избежать их: это покинуть Австро-Венгрию, уехать за границу!

У него явился совершенно готовый план, как достать необходимые деньги: стоило мне только написать Бруно Бауеру в Тисновицы – ведь он был влюблен в меня – и просить его дать нам взаймы 500 фл., которые Захер-Мазох вернет ему тотчас по получении денег за свой первый большой роман.

Я написала письмо, и со следующей же почтой из Тисновиц были получены деньги.

Несколько дней спустя мы покинули Будапешт.

* * *

Мы отправились в Хейбах, деревеньку возле Пассау, неподалеку от австрийской границы. Там мы наняли две комнаты на мельнице, откуда нам видны были поля, луга и лес – настоящий рай после нашей зимней тюрьмы. Стоило нам только пройти несколько минут вдоль ручья и перейти мост, чтобы очутиться в Австрии; там находилась небольшая прелестная гостиница, где мы обыкновенно обедали. Таким образом, мы постоянно прохаживались между Австрией и Баварией; это забавляло, но и тревожило моего мужа. Он все еще не мог отделаться от боязни тюрьмы; что если в один прекрасный день во время обеда появятся жандармы и схватят его за шиворот? В те дни, когда он чувствовал себя нервнее обыкновенного, за каждым деревом ему чудился мундир, принадлежавший жандарму в засаде; перед каждой прогулкой он подробно осведомлялся относительно дороги, по которой намеревался идти, чтобы как-нибудь не попасть по ту сторону границы.

Передо мной были целые недели спокойствия и отрады. Наше материальное существование было обеспечено на несколько месяцев, и уже это одно придавало мне силы. Только тогда, отдыхая, я поняла, до какой степени я истомилась; только тогда, питаясь вдоволь, я поняла, как я голодала.

Но все это прошло, на некоторое время, по крайней мере.

Я желала бы, чтобы эти строки попались на глаза г. Бруно Бауеру и он понял бы мою искреннюю благодарность.

Мои испытания в Будапеште казались теперь тенями, рассеявшимися при наступлении дня. Я снова почувствовала себя смелой и сильной, точно все эти ужасы никогда не касались моей души. Жизнь все более и более делала меня свободной и возвышала над собой.

* * *

Мы снова зажили тихой деревенской жизнью, которая так нравилась мне, что я согласилась бы жить так вечно. К тому же ненасытная фантазия моего мужа несколько успокоилась, как-то притаилась. Но, конечно, не могло быть и речи о полном спокойствии с ним, что я и не рассчитывала на это. Он постоянно пытался тянуть меня за душу ради своей выгоды. Но я уже была не та; я боролась против насилия, и эта борьба придала мне силы. В моей душе что-то замерло, отдалилось; я стояла в стороне от него и между нами образовалась пропасть, которую он не мог перешагнуть.

Он заметил только одно обстоятельство, которое раздражало его: я перестала интересоваться его работами, я их больше не читала.

* * *

Дождь лил целыми днями.

Дороги были все размыты, нечего было и думать о прогулке. Подобные дни были самыми печальными для меня. Злой гений, живший возле меня, с трудом переносил пребывание в комнате; он не мог оставаться без дела, а когда его не было, как в этой заброшенной деревушке, он старался развлекаться разговорами о будущем или о прошлом.

Обыкновенно я предоставляла ему заниматься этим, а сама думала о другом.

Но однажды я выслушала, что он говорил. До сих пор он очень осторожно упоминал мне о своих прежних связях, представляя их в таком виде, чтобы выдать себя жертвой собственной доверчивости и благородства души.

В продолжение первых лет нашего брака я доверяла всем его словам. Все мое мнение о нем было тогда основано на очень лестных для него предположениях. Теперь у меня была опытность; мое понимание жизни обострилось, и в его словах я распознавала больше истины, чем он подозревал и чем желал бы.

Меня всегда поражал тот факт, что мой муж чрезвычайно редко упоминал о г-же ф. К*** и притом только слегка касался этого вопроса; а мне именно хотелось больше знать об этой женщине, красота которой действовала на меня так опьяняюще, когда я еще была ребенком; хотелось знать все, что было правдивого, в «Разведенной жене». В этот дождливый день он вдруг начал говорить о ней.

Ее властная красота поразила его, как удар кнута; а она, соблазнившись возникавшей репутацией молодого романиста и великой будущностью, которую ему предсказывали, позволила уговорить себя и покинула мужа и детей, чтобы бежать с ним.

День и ночь он терзался одной мыслью: довести ее до измены. Но он не смел выразить ей своих тайных желаний.

Г-жа ф. К*** не была страстной женщиной и смотрела на свою связь с ним очень серьезно. Следовательно, он мог рассчитывать только на случайность.

– Но разве ты не ревновал, если ты так любил ее?

– Нет, я никогда не ревновал женщину, которой я обладал. Если б я видел, что только другой владеет ею, тогда я был бы в бешенстве. Но три блюда хватает на двоих, тогда им нечего завидовать друг другу.

В это время эрцгерцог Генрих был назначен бригадным генералом в Граце. Как все иностранцы, он был поражен красотой г-жи ф. К***, которую он встречал в театре и на прогулке; он пытался сблизиться с ней.

Захер-Мазох был точно на раскаленных угольях. Эрцгерцог! Никогда он не смел и мечтать о подобном «греке». Вероятно, кто-нибудь предупредил принца, так как он поспешно удалился.

Захер-Мазох пользовался в Граце репутацией не особенно снисходительного соперника, а высокопоставленные лица принуждены избегать такого рода скандалов.

77